Черный бархат для Ромео и Джульеты
Большой театр восстанавливает шекспировский балет Юрия Григоровича
С 21 по 24 апреля 2010 г. Большой театр показывает премьеру балета «Ромео и Джульетта». Это капитальное возобновление спектакля Юрия Григоровича на музыку Прокофьева, поставленного на этой сцене в 1979 году. Хореограф сам восстанавливает свой балет, сделав ставку на молодое поколение труппы. По его словам, в спектакле заняты артисты, которые никогда не видели его на сцене.
Первым балетом, принесшим Григоровичу известность, был тоже спектакль на музыку Прокофьева — «Каменный цветок». К «Ромео» хореограф обратился в середине карьеры в Большом театре, и его балет оказался масштабным и декларативно мрачным. Никакого шекспировского «полнокровия» не было, поскольку это постановщика не очень интересовало: и без того невеселая история у Григоровича стала еще грустнее и безнадежнее. Вот как описывает спектакль сам хореограф: «Черный цвет, как мир трагедии вообще, а не чего-то еще». Под «чем-то» Григорович, видимо, подразумевал известную постановку советских времен Леонида Лавровского с Галиной Улановой в роли Джульетты, наполненную конкретными и сочными приметами итальянского Возрождения. Не в последнюю очередь это достигалось за счет «мимики и жеста». У Григоровича же пантомимы мало, ему интереснее говорить танцем.
Сведя к необходимому минимуму приметы времени действия (насколько это было возможно в советском, обязательно реалистическом спектакле), Григорович при постановке сделал максимум обобщений, выводящих историю не к конкретной Вероне и даже не к борьбе враждующих аристократических кланов, а к некой вселенской теме борьбы добра и зла. Больше всего автора интересует вневременной смысл рассказанных событий. Конечно, в спектакле по Шекспиру есть и карнавал, и бал во дворце, и уличные драки, и отважный юмор Меркуцио, и гротескно-бытовая кормилица. Но все это не так важно для автора, как уход — через внешний реализм — в некие «космические» абстракции духа, повествующие о пессимизме, безысходности и обреченности.
По Григоровичу, если и есть в жизни любовь, то на земле она изначально обречена, а ненависть торжествует. Ему важно с первых минут поссорить Меркуцио с Тибальдом, а кордебалет у него не столько рисует городскую толпу, сколько выполняет функции «голоса от автора», переживающего душевное состояние героев.
Рядом с главными героями постоянно присутствует кто-то или что-то символическое. Даже в дуэте Ромео и Джульетты участвуют девушки, движения которых надо понимать как условное выражение любовных томлений главных персонажей. А во втором акте во время видений Джульетты ей — в кошмаре после выпитого снотворного — являются убитые Меркуцио и Тибальд, муж Ромео и жених Парис, а также кордебалет. Все это разыгрывается на фоне черного бархата и красных оттенков в оформлении: очевидцы премьеры не зря отмечали суровость и драматизм сценографии Симона Вирсаладзе, соответствовавшей духу спектакля. Понятно, что и шекспировский финал в постановке отменен как несовпадающий с мировоззрением постановщика. Эпизода с примирением Монтекки и Капулетти в балете не будет. Майя Крылова
|
