Как вам это понравится

Литовец Оскарас Коршуновас явно наступает на пятки своему знаменитому земляку Эймунтасу Някрошюсу. Он любимец абсолютно всех театральных фестивалей, отошел от формализма и упорно ставит на сценах мира безоговорочную классику. Только на свой, «фирменный» лад. Катарина — Александра Большакова, Петруччо — Дмитрий Лысенков В новом спектакле — «Укрощение строптивой» — Коршуновас отдал дань Уильяму Шекспиру. Безупречное действо напоминает драгоценную шкатулку с двойным, а то и тройным дном. На сцене — ребус, здесь есть место и неожиданностям, и уклонению от традиционного шекспировского текста, и импровизации и общению с залом. Для начала к зрителям поднимается подвыпивший паренек в футболке и начинает рассказывать, что быт съел его отношения с укрощенной им когда-то любимой женщиной... Потом он признается, что является актером Александринского театра и, наконец,... исчезает в складках театрального занавеса. Следующая загадка будет загадана Коршуновасом через минуту.

Декорации на сцене напоминают свалку вещей, свое уже отслуживших. Гигантские бутафорские головы мудрецов и писателей из папье-маше, железные решетки, крутящийся диск, старые вешалки, какие-то занавески и стремянки. По словам режиссера, все это добро было извлечено из театрального подвала. Извлечено, надо сказать не зря. В такой каше смелое и, безусловно, сатирическое действо смотрится куда как органично. Заставляя актеров бегать по сцене в черных трико, двигая манекены, одетые в платья далекого века, Коршуновас осознанно отделил их от их героев. Он наглядно доказал шекспировскую формулу «весь мир — театр». Про театр, собственно, и идет речь на протяжении всей постановки.

Режиссерские «предлагаемые обстоятельства» следующие: перед зрителем уличные актеры, они разыгрывают шекспировский текст для пьяного мельника Слая, перед тем убедив его, что он — богатый лорд, впавший в безумие 15 лет назад и счастливо исцелившийся.
Бьянка — Мария Луговая, Люченцио — Тихон Жизневский Театр меняет реальность Слая и, бегая по сцене в наряде младенца (подгузник и чепчик — намек на то, что он живет и смотрит театр «с чистого листа«) , верит в предложенный театром фантазийный мир.

Верит и зритель. Наблюдая за выяснениями отношений Катарины и Петруччо, Бьянки и Люченцио. Со своими героями все актеры Александринки справляются на пятерку, но отдельно стоит отметить харизму молодого «кривляки» Дмитрия Лысенкова. Очень уж натурально он играет в игру. Взяв на себя роль «укротителя» Петруччо выпучивает глаза, строит рожи, прыгает на сцене аки козлик, надрываясь, выкрикивает прописные мужские истины про женскую добродетель и кротость.

Иногда он и его партнеры-партнерши по сцене начинают двигаться по принципу марионеток — деревянными движениями и с кукольным выражением лица... Они лишний раз подчеркивают то, что играют.

Очевидно дерзок и красноречив театральный язык знаменитого литовца: любые метафоры Коршуновас на сцене превращает в осмысленные и почти издевательские образы. «Не в коня корм», — говорит Петруччо, отбирая у голодной Катарины ее первый после замужества обед. И выбрасывает «кусок мяса» (на сцене — гигантскую белую кость) в полое туловище игрушечного белого коня с отрубленной головой. «Эй, кто-нибудь» — зовет отец Катарины и Бьянки, на сцене появляется человек в тоге и в непомерно большой маске из древнегреческих трагедий. Имя ему «кто-нибудь». Абсолютно уникальна каждая деталь спектакль. Любой жест даже второстепенных актеров. Катарина, ссорясь с сестрой, как с хлыстом, играет с двумя скрепленными вместе вешалками (намек на сестринскую ревность и борьбу за гардероб), прическа влюбленного в Бьянку старика с напудренным коком делает его похожим на муравьеда (в прочитанном минутой позже тексте Шекспира это сравнение будет озвучено).

Режиссер поставил комедию Шекспира, отказавшись от любых клише. Он развернул смысл «Укрощения» в совершенно другую сторону, более того — рассказал историю вкусным и дерзким языком. Он увидел в истории укрощения мужем жены — вовсе не историю отношений мужчины и женщины, а историю познания собственного «я». Проведения границ между «я» иллюзорным и «я» настоящим. Реальность может меняться — стоит только поверить. Так говорит Катарина, соглашаясь с Петруччо, который вместо луны видит на небе солнце, и так думает сам режиссер. Не зря в одном из интервью он произнес: «Реальность — это пространства для творчества, и она может меняться по вашему желанию и хотению. И нелюбовь может стать любовью». Наталья Витвицкая