«Троил и Крессида» Римаса Туминаса на фестивале «Золотая маска 2010»

Римас Туминас, прогремевший недавно спектаклем «Маскарад», в котором под звуки вальса Хачатуряна кружатся обманутые жены, ревнивые мужья, гадкие сплетники, дамы приятные и неприятные во всех отношениях и даже трупы, представит на фестивале «Золотая маска 2010» сразу несколько постановок: хорошо известного театралам «Дядю Ваню» и — в основной программе — спектакль «Троил и Крессида».

Это первая работа режиссера в качестве худрука театра Вахтангова. Туминас поставил малоизвестную пьесу Шекспира в жанре трагифарса. Прославленные троянские воины здесь — смехотворны, а Елена за долгие годы войны превратилась в тучную от лени и недвижимости женщину с почерневшими болезненными глазами, рыжими выцветшими волосами и дребезжащим голосом. У этого спектакля Туминаса есть все шансы на победу, если только жюри не остановит свой выбор на не менее сильных конкурентах: Валерии Фокине («Ксения. История любви»), Евгении Каменьковиче («Улисс»), новосибирском режиссере Тимофее Кулябине («Макбет») или Анатолии Праудине («Месяц в деревне»). Аида Таги-заде Фото: Кино-Театр

Анатолий Якобсон о переводах Шекспира

Анатолий Якобсон в своем эссе "Два решения. Еще раз о 66-м сонете"[1]сравнивал переводы Шекспира, выполненные Борисом Пастернаком и Самуилом Маршаком. Переводы Маршака признаны лучшими, но Якобсон спорил с, казалось бы, очевидным:

"Когда требуется пересоздать поэзию как таковую, все установки, связанные с поэтикой оригинала, представляют собой лишь техническую и второстепенную сторону дела. А главное здесь — приобщиться тому строю чувств, которым продиктовано оригинальное произведение".

У Маршака:"Высокий стиль, торжественные слова, величавая приподнятость речи... Все пронизано благородным негодованием, но не хватает непосредственности чувства… У Шекспира дело обстоит не совсем так".

Совершенно иначе, отмечает Якобсон, построен перевод Пастернака:"Слова — безыскусственно-простые, разговорные до приземленности — создают естественную интонацию, лишенную литературности, но полную подлинного чувства. Это иной ключ перевода, иная человеческая позиция поэта. Не громкий пафос обличения, а тихо произносимая жалоба до смерти уставшего, измученного жизнью человека. Именно таким настроением и проникнут 66-й сонет…

Сравним последние двустишия обоих переводов, — итог, эмоционально-смысловой концентрат произведения. У Маршака: "Все мерзостно, что вижу я вокруг... / Но как тебя покинуть, милый друг!" Эти строки не сильней, а слабей прочих. [...] Шекспир предпоследней строкой почти повторяет первую. [...] Пастернак воспроизвел эту особенность 66-го сонета неукоснительно: "Измучась всем, не стал бы жить и дня, / Да другу трудно будет без меня". Это — пронзительное двустишие, поэтическое могущество которого не нуждается ни в каких комментариях. Окончен сонет, и открывается безграничное свободное пространство, в которое мы вступаем по следам Шекспира".

Именно так вступал в свободное пространство Анатолий Якобсон. Именно такой канон задал он своими "правозащитными" текстами.

Не пафос, а простые слова. Взгляд не со стороны, не с горних высей, а изнутри. Ощущение зла не как внешней, незнамо откуда привнесенной довлеющей силы — "трагедия не только в перевесе зла над добром, но и в примиренности добра со своим бессилием".И едва ли не главный побудительный мотив: "другу трудно будет без меня".

Источник: Ежедневный журнал